Извините, расхвастался. Да и на охоту в августе по ночам не ходят. Только по весне, на ток, но туда собак не берут.
Двор у нас большой. Обнесён прочным и крепким забором. Раньше, Хозяин говорил, он жил совсем не так. Когда дружил со всеми, кого нынче только я да кошки видят, а кролики с Тимофеем и лошади чуют.
Конечно, раньше нас защищал бы не только забор. А теперь…
Я сунул морду в траву и неспешно затрусил вдоль череды серых штакетин.
Запахи. Запахи. Запахи. Мелкие зверюшки, разные пахучести, есть полезные, есть вредные, есть…
Я замер, словно вкопанный.
Дыра. Дыра под забором. Небольшая, землеройка и то едва протиснется. Но тут прошла – вернее, тут прошли – отнюдь не землеройки.
Геббеты. Я их не увижу, я могу только учуять их след – разглядеть их в силах только Миа или её толстый дружок Файзер.
Не сдержался, зарычал. Вовремя опомнился. И сделал так, что мой рык услыхали все. И Хозяин. И Соня. И мальчишки, Ратибор со Святославом, не расстающиеся с новеньким деревянным мечом, и Катя, и кролики, Иван с Марьей, и нахал Тимофей высоко над полями, и кони в специально не запертой конюшне, и выдержанные, хладнокровные Орка с Мигом…
Услышали все.
Тревога! Враг у ворот! Тревога!
Да еще и геббеты. Ненавижу геббетов. Отвратительные твари, не имеющие даже толкового места, по которому их можно взять. Прошли, пролезли, проскользнули!
А кошки тоже хороши – куда, спрашивается, смотрели?! Я геббичий ход не учую и не усмотрю, пока уже поздно не станет. Вот как сейчас, например. И длинноухие туда же – они-то просто обязаны были углядеть эту дырку!
От гнева я даже вновь зарычал.
Дорожка незримого для человечьих глаз серого пепла, окружённая пожухлыми стеблями травы, вела прямо к дому.
Я ощутил, что шерсть у меня на загривке встаёт дыбом. Геббеты проникли в сад задолго до заката. Когда никто не ожидал их прорыва. И теперь затаились где-то в сумраке, ожидая, пока не взойдёт Волчье Солнце, Солнце Мёртвых, и мерзкие твари, как и сотни, тысячи собачьих жизней назад, займутся любимым делом – кражей детей.
И хорошо, если проскочили только геббеты…
Я рванулся так, словно передо мной возник во плоти тот самый Белый Волк. Чёткие следы шли, никуда не сворачивая, прямо к узкому продуху подпола.
Да ну что же это такое – они уже внутри?! Где Миа, где Файзер, где все?!
От конюшни уже бежал Хозяин, за ним следом – Орка и Миг.
Это уже серьёзно. Обычно борзые в наших битвах появляются, когда врагу уже сломали спину и требуются свежие силы довершить разгром. Значит, дело на самом деле плохо, если их позвали в самом начале…
– Бертран! – крикнул мне Миг. – Веди, Берт!..
Легко сказать – веди. Знать бы только – куда.
– Где они, Берт? – это уже Хозяин.
– В подполе, – ответил я. – Геббеты.
У него дернулась щека.
– Много?
– Судя по следу – дюжина. Кагал.
– Кагал… – повторил он, зло прищурившись. – На Мию вся надежда…
Мы все четверо ворвались на крыльцо. Над головой у меня захлопали крылья Тимофея. Толку от тебя теперь, всезнайка хренов…
Выстрел наверху. Второй. Третий. Миг тишины.
И тут в уши рванулся отчаянный вопль Сони.
Чтобы Хозяйка закричала – небо должно было начать рушиться на землю. Сколько я себя помню – Хозяйка никогда не повысила ни на кого голоса, никогда не лишилась самообладания; ее хладнокровию позавидовал бы и сам Белый Волк.
Дверь распахнулась сама – кажется, это постарался кто-то из кошек; значит, мельком подумал я, живы. И то, как говорится, косточка.
Мы всей гурьбой бросились по широкой лестнице на второй этаж, откуда раздался крик. Уже на ступенях я почувствовал, как глаза начинает заливать красным, а дыхание пресекается. Геббеты не теряли времени даром.
Вот начали змеями извиваться под лапами ступени, вот выгнулись стены, вот чудовищные морды полезли прямо из них – дом вспухал от рвущейся в него со всех сторон нечисти. Геббеты – не самые сильные бойцы, но они открывают проход остальным. И потому мы не имели права пропускать их внутрь.
Не имели – а всё же пропустили…
Мускулы мои, казалось, разорвутся, когда я молча вытянулся в последнем прыжке.
Я уже видел всё. Распахнутую дверь Катиной комнаты. Замершую Хозяйку Соню с пистолетом в руке – но на геббетов не действуют даже серебряные пули, это, в конце концов, не вампиры. Она не могла ничего сделать. Но и стоять тоже не могла. Предпочитала погибнуть, сражаясь.
А на пороге детской катались, свившись в дикий клубок, Файзер и три змеевидных серо-зелёных тела, длиной и толщиной в руку взрослого человека, но с карикатурными морщинистыми личиками, четырьмя верхними и четырьмя нижними конечностями. Из-под толстых вывернутых губ торчали снежно-белые иголки клыков; но геббеты опасны отнюдь не клыками…
И Орка, и Миг опередили Хозяина. Но, разумеется, не меня. Я опустился прямо на дерущихся, и мне хватило одного мига, чтобы понять – дело нашего котяры плохо.
Впрочем, тут справятся без меня. Прости, Файзер, надеюсь, это будет означать просто пару лишних ран…
Я не мог терять ни секунды. Файзер и Миа, молодцы, сделали геббетов видимыми. Сделали, сцепившись с ними.
Дверь! И яростное, отчаянное шипение Мии оттуда.
Мне потребовался второй прыжок. Мимоходом полоснул одного из подвернушихся геббетов когтями.
Детская была битком забита геббетами. Их тени сновали по потолку и стенам, совершенно независимые от своих хозяев, и казалось, что вся комната кишмя кишит серыми отвратительными змеями. Ненавижу змей. Почти так же сильно, как и кошек. Ни одной гадюке ни разу не удалось меня зацепить – как, кстати, и ни одной кошке, даже коронным их и подлым приёмчиком – лапой с выпущенными когтями по носу.